Две истории с Кольтыhttp://www.colta.ru/articles/society/6475………………………………………Леокадия Френкель
координатор программ в Еврейском общинном центре Санкт-Петербурга
Волонтерскую программу помощи детям мигрантов я создала три года назад, в мае. В основном мы учим русскому языку детей мигрантов из Средней Азии — преимущественно из Узбекистана, есть дети из Киргизии, несколько детей из Грузии. Два раза в неделю — русский язык, летом каждое воскресенье ходим в музей, выезжаем в Павловск, Петергоф или просто гуляем по городу. Есть младшая группа — дошкольники и первый класс, с ними мы учим разговорный язык в игре. Со старшими детьми, которые уже читают и пишут, мы учим русский как иностранный. В младшей группе 14 детей, в старшей — 8. Я не могу сказать, что они постоянно ходят, — кто-то болеет, кто-то уезжает.
Сама я по образованию филолог, раньше преподавала русский язык и литературу в школе. По национальности еврейка.
Когда мы открылись, детьми мигрантов практически никто не занимался. Никаких занятий не было, никому в голову не приходило, что с ними что-то нужно делать. Естественно, когда мы открылись, к нам приезжали из разных СМИ — снимали сюжеты, писали статьи. Когда я читала комментарии к этим статьям, мне иногда становилось не по себе: очень жестко писали о мигрантах, об их детях. Но то, что случилось сейчас, я и близко предвидеть не могла.В Фейсбуке и «ВКонтакте» я вывесила объявление о том, что нам нужны волонтеры: мы ведь не можем взять любого человека, нам нужны профессиональные филологи, умеющие работать с детьми. Взять обычного человека, которому просто жалко мигрантов, мы не можем. А настоящих преподавателей очень мало. Поэтому я постоянно вывешиваю в социальных сетях объявления — посмотрите, какие у нас замечательные дети, приходите нам помогать.
Не так давно я повесила два очередных объявления. Одно из них перекопировала «ВКонтакте» некая группа «Нравственность». Я посмотрела. Модератор «Нравственности», Михаил Кузьмин, составил альбом, где была 161 моя фотография, и опубликовал пост, в котором писал, что жидолиберальная общественность ходит на митинги и учит «черных» детей русскому языку. Группа эта — абсолютно фашистская и антисемитская. Они постоянно пишут о том, что большую часть преступлений в России совершают мигранты. О том, что «черные» дети идут в наши школы и портят наших детей, что дети мигрантов — дикие звери, не поддающиеся обучению. Причем это самое мягкое.
Когда в этом сообществе появилась информация о том, что еврейка учит мигрантов, они в их понимании столкнулись с чистым злом. Три с половиной тысячи человек на меня радостно кинулись. Кузьмин вывесил информацию о моем сыне и о моем муже, сделал дополнительный пост о моей семье. Возмущался: как такое вообще может быть — жиды учат дикарей?! Им не место в нашем обществе — ни тем, ни другим. Долой жидолиберальную оппозицию! При этом сам Кузьмин, если судить по фотографиям, ходит на ЛГБТ-митинги, бьет гей-активистов. Он — человек спортивного сложения, тренируется в парке Сосновка: кулачный бой, бокс. На одной из фотографий он в полицейской форме, с жетоном. Я не знаю, полицейский ли он на самом деле, но такая фотография есть, как есть и снимки, на которых он зигует на митингах или стоит рядом с депутатом Милоновым.
Самое страшное, конечно, что он не только сидит в соцсетях, он же по улицам ходит. Я пожаловалась в администрацию «ВКонтакте», но мне ответили: «Если эта группа не нравится, не смотрите их материалы, мы закрываем только те группы, которые напрямую угрожают чьей-то жизни»Я ничего не рассказывала детям мигрантов. Я хороший учитель, умею работать с детьми. В конце концов, моя задача была в том, чтобы помочь тем, кому хуже, чем мне, а не сделать их жизнь еще более невыносимой. Понимаете, в школах эти дети обрастают ненавистью — их не любят учителя и боятся одноклассники. Такие вещи рождают ответную агрессию.
Мне сложно сказать, угрожают ли люди из «Нравственности» моей жизни. Если они ходят заниматься кулачными боями в Сосновку, то что мешает им прийти в наш Еврейский центр? Может, кто-нибудь из трех с половиной тысяч подписчиков решит напрямую мне навредить. И знаете, мне не столько страшно было читать то, что «черножопые ублюдки необучаемы, спросите у любого учителя» и что «жидовка угорает по черножопым гоям», сколько то, что он написал о моем сыне и моем муже. Вот за свою семью я действительно боюсь.
Сейчас какой-то сумасшедший уровень агрессии. Придет какой-нибудь придурок, я сижу, учу детей. У нас в центре нет охраны с пулеметом. Единственное — я могу об этом публично рассказывать, чтобы себя как-то обезопасить.
Я всегда помню о том, что мигрантам живется хуже, чем мне. У их детей нет кроватей, они спят на полу — хорошо, если на матрасе. При этом они ходят в школу, учатся — сколько могут, пока не уедут.
Я заметила такую вещь: стоит мне очень сильно полюбить какого-то ученика, он сразу уезжает. Они редко учатся дольше двух лет. Были две прекрасные девочки, наполовину киргизки, наполовину узбечки. Прекрасно рисовали, прекрасно пели. Они здесь были три года, сейчас вернулись домой. С одной девочкой из Узбекистана, Ситорой, ей сейчас семнадцать лет, я до сих пор переписываюсь. Я помню, она мне как-то сказала, что ни разу в жизни не была в театре. Вообще ни разу, представляете? А мы ходим с детьми в театр — если нам бесплатно билеты дают или со скидкой.
На зимние каникулы ходили в Кунсткамеру. Узбекские девочки потом спрашивали, почему у китайцев такие странные глаза — узкие. А я им сказала: «Ну а у меня нос большой, что ж в этом странного? Все люди разные».