Как был, так и остаюсь приверженцем «Иды» Павла Павликовского. За ее сдержанность, лапидарность, графичность. И за холодность. Но это холод не безэмоциональности, а смерти. Такое совершенно чистое кино, без грамма налипшей «киногрязи», с такой явной читающейся отсылкой к польскому кино 60-х. И невыразимо грустное. По сути – фильм-вызов по отношению к нынешней благополучной Польше. С таким страшным упреком. Но это ладно – пусть поляки сами разбираются.

А если о художественной сути, то это фильм про рождение души (Ида/Анна – Агата Тшебуховская) Как из цыпленка, вымуштрованной куклы с выхолощенными чувствами, появляется молодая птица. Которая встает на крыло, делает огромный круг над своим погибшим, уничтоженным миром, и отправляется на заклание. Она, вот эта маленькая, глупая, темная девчонка хочет искупить собой, своей жизнью преступления как соседей-убийц своей семьи, так, может, и преступление всей Польши, как государства, так безжалостно поступившей с евреями.

Другими словами – перед нами девочка-Христос.

И эта крошка возвращается в последних кадрах в монастырь уже как взрослая, прошедшая через все соблазны женщина. «Если не попробуешь – то твоей жертве грош цена» - говорит ее тётя. Агата Кулеша создает женский образ просто на грани гениальности. Таких героинь в кино я не видел уже давно (куда до нее Лиле/Елене Лядовой из «Левиафана»).

На фоне «Иды», «Левиафан» выглядит и многословным (пустобрехским даже), и ложномногозначительным и натужно символичным. Слишком много букв, слишком много смыслов. И слишком мало тишины и спокойного бессилия (от заявленного Иова), т.е. всего того чего так много (и по делу) в «Иде».

Однозначно – «Оскар» за поляками. Если, конечно, речь об искусстве, а не о политической конъюнктуре. Всегда верил в американских академиков – и уверен сейчас. Да здравствует «Ида», да скроется «Левиафан»!